Духовно-нравственная, реабилитационная программа для нямецкого братства, составленная архимандритом Андроником Поповичем (1820-1893)

Сегодняшняя наша лекция по Православной Духовности посвящена нравственной оценке, которую дает архимандрит Андроник (Попович), духовник Нямецкой Лавны и второй настоятель Ново-Нямецкого монастыря, своим собратьям и духовным чадам. Анализ и выводы, какие делает отец Андроник ценны по многим причинам. Во-первых, обличения Андроника очень актуальны и соотносятся с современными проблемами и в монастырской, и в приходской, и в семейной жизни. Во-вторых, Андроник не только обличает, но и дает дельные советы, вразумляя и предлагая пути преодоления духовного кризиса, в третьих, его рукопись еще не издана и поэтому знакомы с ней совсем немногие исследователи истории молдавского монашества и церковные писатели.

Нужно подчеркнуть, что Андроник почти половину своих литературных трудов посвятил Нямецкой Лавре. Его интересовали многие, если не сказать все, аспекты и стороны жизни обители. Он написал историю Лавры в 10 томах, составил перечень книг Нямецкой библиотеки, сделал опись церковной утвари и святынь. Однако одна из самых оригинальных и интересных его книг посвящённых Лавре может по праву считаться «Ворова». В оригинале ее название звучит так: «Vorova în sâmbăta cea din săptămâna întâia a începerii Triodului, adică după Duminica vameșului și a fariseului, facem pomenirea tuturor preacuvioșilor părinților noștri: egumenilor celor mai dinainte a sfintei Monastiri a Neamțului». Напомню нашим слушателям, что Ворова в переводе с румынского означает «Слово» или вернее «Поминальное слово в субботу первой седмицы Триоди т.е. после Недели мытаря и фарисея, совершая поминовение всех преподобных отцов наших прежде бывших игуменов Нямецкой обители». Это похвальное слово преподобным отцам, игуменам Нямецкой обители читаемое на трапезной после Божественной Литургии. В этот же день в монастыре совершалась память всех прежде почивших отцех и братиях Нямецких, по аналогии совершения памяти всех преподобных отцов в подвиге просиявших, вспоминаемых в субботу сырную на масличной недели, т.е. в субботу этой недели.

В Ворове, кроме похвального слова прежде жившим отцам и братиям, а также описанием истории обители, автор затрагивает вопросы духовно-нравственного плана, касающиеся его собратьев и духовных чад. Это и неудивительно, так как это была его прямая обязанность, как духовника наблюдать за нравственностью и моральным обликом братий общины. В этом контексте нужно подчеркнуть, что Андроник не только описывает историю, но анализирует, сопоставляет, критикуют, предлагает пути преодоления кризисных ситуаций и находит должное уврачевание и решение проблем.

Părintele Andronic

Для вразумления ленивых и нерадивых собратьев, он использует все доступные ему писательские методы и таланты. Он укоряет, обличает, устыжает, понуждает и призывает к исправлению. Ревностных подкрепляет и побуждает не остывать в творении добрых дел, а на неисправных обманщиков, притворивших благочестивыми, пишет рапорты архиерею и той в свою очередь прогоняет их из обители.

Чтобы не быть голословными, приведем несколько примеров. Они относятся уже к периоду основания Ново-Нямецкого монастыря. Однако, то что братство Ново-Нямецкое состояло из выходцев Нямецких, дает нам право эти примеры привести. На новом месте, как и в Лавре Нямц, общине пришлось столкнуться с лжебратиями, с нарушителями дисциплины и возмутителями спокойствия. Некоторые исправлялись, каялись и оставались в обители, как например, Герман (Еремчой), в молодости бунтовавший, но затем смирившийся и после смерти Андроника избранный собором братии третьим настоятелем Ново-Нямецкого монастыря, другие же прогонялись и судьбу их мы, к сожалению, уже не можем проследить.

Владимир (Бордос) один из них.

Владимир (Бордос) выдавая себя за монаха, иеромонаха и протосингела, примкнул к Ново-Нямецкому братству еще в начале 60 годов, т.е. при самом его формировании. Но уже 29 июля 1863 года иеросхимонах Андроник докладывал благочинному молдавских монастырей архимандриту Варлааму о строптивости монаха Владимира, неоднократно уходящего в самоволку. В пришедшем ответе архимандрит Варлаам обещал решить вопрос о «праздношатательствах» чернеца в епархиальной консистории и попросил сообщать «всякий раз, если кто из вверенных монахов решится на подобные поступки»[1]. На какое-то время, монах Владимир покинул обитель, поселившись в Киеве, а братьям пришлось успокаивать и отбиваться от его разгневанной, брошенной жены, указывая на то что они и не знают где он и кто его постригал и рукополагал[2]. Однако, история на этом не заканчивается, в 1876 году монах Владимир опять появляется в монастыре. Узнаем мы об этом уже по его доносу, который подает он на старшую братию собора, прямо Святейшему Синоду. В доносе он указывает, что отцы Феофан и Андроник, запрещены были в священнослужении в Нямецком монастыре, а отец Феофан еще задолжал ему 400 австрийских золотых. Все это он пишет с лукавой целью, о которой также упоминает в доносе, а именно, выдвигает свою кандидатуру в настоятели или хотя бы в число старшей братии Ново-Нямецкой обители[3]. Эта кляуза была оставлена без внимания со стороны Синода, а Владимир остался в бегах. Дальнейшее его пребывание не известно.

Также, в это время, были изгнаны из монастыря монах Наум Спиру[4], иеромонах Иоанникий[5] и другие. Интересно, что решения об удалении строптивых принимал не сам Андроник, как духовник и затем как настоятель, но правящий архиерей. Однако, не будем останавливаться на биографиях правонарушителей, и на всяких внутри монастырских разборках, а вернемся к «Ворове».

 

Изображения добродетелей и призыв к воплощению их

 

Начинает Андроник свое увещевательное слово к братьям с изображения добродетелей прежде живших отцев. Он указывает на подвиги предшественников и в самом начале слова и в процессе хронологического изложения, и в конце.

В самом начале Воровы он пишет: «Drept aceea, vă rogu iubiților mei părinți și frați câți astăzi v-ați adunat la această cuvioșească sărbătoare, luați aminte cu iubire de auzire și cu evlavie. А потому, молю Вас, возлюбленные мои отцы и братья, собравшиеся сегодня на этот духовный праздник, внемлите слухом вашим и благочестием. Ca să vă învățați din cuvântul acesta, cele pentru cuvioșii părinții noștri egumenii cei mai dinainte ai monastirii maicii noastre, care ne-a născut duhovnicește. Чтобы вы научились посредством этого слова, тому, что касается наших благочестивых отцов, прежде бывших игуменов обители, Матери нашей, родившей нас духовно. Și cu toată osârdia să le urmați lucrurilor lor. Ca și de la Dumnezeu prin mijlocirea acestora să luați vrednica plată. И со всем усердием следовать подвигу их, дабы и от Бога, ходатайством их, принять достойную плату»[6]. Уже в этих словах автор подчеркивает, что цель его произведения призвать слушателей «следовать подвигу их», т.е. подвигу, добродетелям нямецких отцов.

Далее он восхищается ими: «O slavă! O mărire! O îndeplinire a poruncilor lui Dumnezeu, care s-au săvârșit de acești cuvioși părinți ai noștri! Cu adevărat, fraților, această preaminunată lucrare a zidirii și a întemeierii sfintei monastirii Neamțului în Moldavia și a schiturilor sale au pus pecetea și au încununat pre toate celelalte lucruri ale preafericiților părinților acestora. Воистину братья, какая слава! какая честь! какое исполнение заповедей Божиих! совершенных этими преподобными отцами, в этом чудном созидании и основании святой Нямецкой Молдавской обители и скитов своих. Это наложило печать и увенчало все другие труды блаженных сих отцов, Această mare ispravă a întrecut pre toate isprăvile ce au făcut în toată viața lor pre aceasta cu toată limba omenească ca să o laude dupre cuviință. La aceasta se potrivesc toate titlurile cele mari și înalte это великое достижение превысило все достижения, совершенные ими в жизни своей. По достоинству их не может восхвалить человеческий язык! Им подобает все великие и значимые звания и титулы»[7].

Описывая жизнь и деятельность настоятелей Немецких, на страницах Воровы, он очень многим дает нравственную оценку, указывая что они «plăcând lui Dumnezeu; угодив Богу» или «săvârșind multe și mari bunătăți; совершив многие и великие благодеяния», или «strălucind și întru altele multe bunătăți cu mare sfințenie; просияв и многими другими добродетелями в великой святости»[8] преставились «la ferecirea cea veșnică; к вечному блаженству» или «la veșnică odihnă; к вечному покою», или «către Cel dorit; к Вожделенному», или «să se veselească împreună cu serafimii; чтобы вместе с серафимами радоваться»[9] и т.д. Таких примеров очень много. Естественно, здесь мы не сможем их рассмотреть и проанализировать. Однако, даже это краткое упоминание помогает нам осознать как ценил Андроник память предшественников и как художественно, красочно описывал каждого из них.

Автор сетует, что невозможно охватить в литературном произведении имена и подвиги всех нямецких и секульских отцов: «Dar mai sânt și alții, nenumiți și necunoscuți nouă, adecă, fii lor cei duhovnicești, care împreună s-au ostenit și s-au nevoit unii după alții, spre mai bună întemeiere a acestui sfânt soboru, din care unii s-au robit de necredincioșii turci și tătari, alții de către răucredincioșii leși și alții s-au ucis de aceiași varvari, înlăuntrul acestor monastiri și prin codri, și prin munți. Но есть и другие, неназванные и неизвестные нам, то есть, их духовные чада (духовные чада настоятелей, которых упоминает автор – и. И.), сподвижники и спостники (следующие – и. И.) друг за другом для лучшего укрепления сего святого собора, из них некоторые были порабощены неверными турками и татарами, другие зловерными поляками, другие были убиты теми же варварами внутри сих монастырей и в кодрах, и в горах. Iar cei mai mulți prin de-a pururea fericită ascultare și tăierea voii întru toate și smerita cugetare, în ascultările acestor monastiri ca niște mucenici, răbdând vitejește tot necazul și strâmtoarea, și lipsa, gerul de iarnă și pripecul* de vară și prin feluri de vremi și chipuri au plăcut lui Dumnezeu întru aceste monastiri și în schiturile lor și s-au încununat. Но большинство через присно блаженное послушание и усечение воли своея во всем и смиренномыслием, в послушаниях сих обителей как мученики храбро претерпели все беды и стеснения, и недостаток, зимний мороз и летний зной, и в разное время и разными путями угодили Богу в этих монастырях и в скитах их, и увенчались»[10].

Вот такой панегирик составляет Андроник Нямецким отцам. Его по праву можно считать одним из лучших похвальных слов составленных когда-либо нямецкой братии.

 

Укоры и обличения

 

Как в похвале, так и в упреках и укорах автор не скромничает. Он со всем свойственным ему пылом и ревностью обличает «некоторых» «orișicarii» братий хотя и в общих словах, не заостряя внимание на личностях: «Iar noi, orișicarii, pre acel sfânt loc carele ne-au născut duhovnicește, în loc ca să-l sfințim și mai mult prin faptele noastre cele bune, pentru ca și alții în urma noastră să-și afle acolo repausul mântuirii sufletului, noi l-am spurcat cu fărădelegile noastre Мы, некоторые, вместо того чтобы освящать место родившее нас духовно, добрыми делами, чтобы и другие, грядущие за нами, обрели здесь покой и спасение души, мы осквернили его беззакониями своими (обратим внимание, что Андроник и себя причисляет к нарушителям и беззаконникам. Укоры он пишет от первого лица, сочетая и себя с провинившейся братией, не «они» такие-сякие а «мы», мы разгнездили в нас страсти, пороки, мы осквернили себя и т.д. — и. И.) și l-am făcut necurat cu lucrurile noastre cele rele și cu împătimirile  noastre și l-am arătat locuință lumească prin obiceiurile lumești ce am iubit a se încuiba întru noi, и сделали его, нечистым делами и страстями нашими, светским жилищем через мирские обычаи, которые с любовью разгнездили в нас, și prin iubirea de desfătări și de desfrânări, spre toată pofta necurată, și cu iubirea de îmbogățire nu întru Dumnezeu, cu iubirea de slavă și de lucruri materialnice, cu pizmuirile și cu învrăjbirile între noi. и со всяким пристрастием и любовью относясь (сочетаясь) к удовольствиям и блуду, и ко всякой нечистой похоти и возлюбили обогащение не в Боге, а в славе (мирской) и в материальных вещах, в зависти и в разногласиях между собой»[11].

Из этой краткой цитаты, пред нами вырисовывается картина страстей и пороков, просочившишхся в нямецкое братство. Возмущению Андроника не было придела. Для него это не допустимо, чтобы в монашеской среде в его любимом братстве царило нравственное разложение, поэтому он с такой виртуозностью использует писательский талант и дар слова, чтобы вразумить бесчинных.

«Cu adevărat, fraților, din durerea inimii vă grăiesc, că dacă din porunca lui Dumnezeu ar învia acum toți acești preacuvioși părinți care au întemeiat pre aceste sfinte monastiri, netezându-ne nouă calea mântuirii, și ar umbla prin toate chiliile monahilor ce le locuiesc astăzi și ar vedea stricarea bunelor orânduieli monahicești Поистине, братья, от печали сердца говорю Вам, что если бы по повелению Господню, воскресли все сии преподобные отцы, основатели этих святых обителей, сгладившие нам путь спасения, и прошлись бы по кельям сегодняшних монахов и увидев бы нарушение монашеских уставов și împodobirea hainelor și moliciunea așternuturilor și dezlegările în mâncările cele neiertate călugărilor, beția și altele, de care rușine este a și grăi și întru toate dacă ar socoti jalnica stare în care astăzi se află aceste sfinte monastiri, care mai înainte era ca un alt Ierusalim. Oh! Cât ar plânge! и благолепие одежды, и мягкость постелей, и послабление в пищи, непозволительной монашествующим, пьянство и многое другое, о чем стыдно и говорить, и если бы проанализировали во всем то плачевном состоянии, в котором находятся сегодня эти святые монастыри, бывшие ранее как второй Иерусалим, (ужаснулись бы). О ! Как восплакали бы они !» Риторическими вопросами и воззваниями Андроник подготавливает читателя и слушателя, я имею ввиду слушателей на трапезе в Нямецком монастыре, кому был адресован текст, к необходимости исправления и покаяния. Автор готовит и дает реабилитационную программу. Он подготавливает необходимые советы.

 

Духовно-нравственная, реабилитационная программа отца Андроника

 

Память изначальной цели

Напоминание о вечном воздаяние и о пользе душевной от подвигов духовных

Долг перед родными и близким

Долг перед братством или Причастность к Нямецкому братству

 

Память изначальной цели

Путь преодоления соблазнов о. Андроник видит в частом напоминание изначальной цели: «Să ne aducem aminte de-a pururea de întâiul acela scopos, pentru carele am fugit din lume și am venit la aceste monastiri, Будем помнить всегда нашу первую цель, ради которой ушли из мира и пришли в эти обители, carele (scopul) cred că cel mai adevărat, adică a fost, ca să plăcem lui Dumnezeu și să ne mântuim sufletul, Которая (цель), верю, самая истинная была, да угодим Богу и да душу спасем, precum își aduce aminte de-a pururea și Marele Arsenie și zice: „Arsenie, pentru ce ai ieșit?”. как вспоминает всегда и Великий Арсений, и спрашивает: „Арсений, почему вышел (из мира)?” (У Аввы Дорофея в Поучениях к своим ученикам есть этот рассказ, где повествуется о том, что преп. Арсений всегда спрашивал себя об этом[12]. Конечно этот вопрос задавали себе многие подвижники, но преп. Арсений явился как-бы символом всех преуспевших в светской жизни лиц, которые ради пустынного безмолвия оставили перспективы карьерного роста и удались из мира или мирской суеты). Căci că adesea aducerea aminte a scoposului celui dintâiu ne înnoiește osârdia noastră și nu ne lasă a cădea în lenevire, Ибо частое напоминания изначальной цели, обновляет усердие наше и не позволяем нам (впадать в безчувствие)»[13].

 

Напоминание о вечном воздаяние и о пользе душевной от подвигов духовных

Одним из центральных призывов Андроника, является его обращение к здравомыслию, к трезвости, к бодрствованию. Это ему удается путем напоминания о вечности, о духовном воздаянии и о последнем, страшном суде: «să ia să ne rușinăm acum cu câștigul veșnic și folos sufletesc și spre victorime. Будем стыдить себя теперь вечным воздаянием и пользой душевной и позаботимся о победе»[14], естественно победе в духовной брани. Как увидим далее, трезвение, бодрствование не возможно без духовного руководства. Андроник подчеркивает: «Să purtăm grijă pentru mântuirea noastră, mărturisindu-ne adevărat la duhovnicescul nostru părinte și pocăindu-ne și plângând pentru răutățile ce am făcut până acum și rugând pre Dumnezeu ca să nu ne slobozească de a pătimi un așa ne îndreptat rău, и позаботимся о спасении нашем, истинно исповедуясь духовному отцу своему и каясь, и плача о содеянных до ныне злых и прося Бога да не попустит нам претерпеть такое неисправимое злоключение»[15].

 

Долг перед родными и близким

Андроник приводит пример, притчу из Патерика, где рассказывается об одном иноке желающем посвятить жизнь свою Богу. Мать отговаривала его и предлагала выбрать семейную стезю, однако, молодой человек со слезами упрашивал ее благословить его. «Спастись в монастыре», убеждал он мать. По прошествии некоторого времени скончалась эта женщина. Наш герой смертельно заболел. И вот встречаются они в месте мучений. Находясь в страданиях, мать стала укорять сына: «как же ты попал сюда?! Ты просил моего благословения жить в монастыре, чтобы спастись». Инок ничего не мог ответить матери, но молча слушал укоры. Мораль притчи проста: не место освящает человека, а человек место. Если жить в нерадении, то и монастырь не спасет. Интересно подчеркнуть, что притча на укорах не заканчивается. Оказывается, упрёки матери были обращены к сыну в сонном видении. «Восстав от болезни, пишет Андроник, инок затворился в келии своей ridicându-se din boală s-au închis în chilia lui, se pocăia și plângea așa de tare, întrucât că mulți din frați îl ruga ca să contenească puțin din plângere și el nu putea a se mângâia, zicând că  dacă eu dojenirea maicii mele nu o am putut suferi, apoi cum voi putea suferi dojenirea Domnului Dumnezeu în ziua judecății! каялся и так горько плакал, что многие братья претили ему, но он не мог утешиться говоря, что  если я упреки матери своей не могу претерпеть, как смогу выдержать укоры Господа Бога в день судный?!»[16]

В этой краткой притче мы видим, духовно-нравственную программу предложенную Андроником для своих духовных чад. Он предлагает путь покаяния: затвор в келии, плач, упреки т.е. переводя в современные образы и символы мы получаем следующее: 1. ограждение себя от всяких удовольствий, от всяких развлечений, концентрация на основополагающих вещах, в данном случае, под пребыванием в келии подразумеваем молитву, духовное размышление, рукоделие 2. сожаление о зря потерянном времени и 3. образное, умозрительное предстояние пред Богом.

Долг перед братством или причастность к Нямецкому братству 

Изложив ярким, красочным примером значение и необходимость внимательного жизнипровождения, как и долг перед родными, Андроник призывает осмыслить важность причастности к Нямецкому братству. Своих современников он призывает последовать примеру прежде живших старцев, чтобы можно было с достоинством носить имя «нямецких-монахов» «călugări nemțeni». Вот как аргументирует он свой призыв: «și dacă ne vom sili din toată inima, fără de a ne mai sili alții, ca să păzim neclintit legiuirile, canoanele, predaniile și tipicul viețuirii monahicești, pre care ni le-au lăsat ca niște învățături izvorâte prin mișcarea Sfântului Duh. если понудим себя от всего сердца, без принуждения других, сохранять непреложно, непреклонно законы, каноны, предания и устав монашеской жизни, который нам оставили (наши отцы – и. И.) как некое учение, исходящее от движения Духа Святого»[17]. Далее он объясняет, что не факт пострига или хиротонии позволяет ассоциировать себя с Нямецкой обителью, но дух, роднящий с предшественниками. Свое убеждение о. Андроник заканчивает призывом: «Se cuvine ca să ne rușinăm, dacă nu de altele, apoi măcar de acest nume ce poartă această sfântă monastire, adecă „Sfinte Monastiri”, Подобает устыдиться если не другими, то хотя бы именем какое носит эта святая обитель «Святые монастыри» (обратим внимание на это наименование «Sfinte Monastiri». Для Андроника это не просто устоявшееся, обычное выражения, которое в какой-то мере для нас звучит банально, обыденно. Он в своем произведении акцентирует на святости места и насельников его. Поэтому всякие небогоугодные, греховные проявления в поведении братий его сильно огорчали), de al cărora nume mare noi auzind din lume am mers și am luat chipul îngeresc dupre predaniile așăzate de acești preacuvioși părinți ce s-au nevoit și au sfințit prin faptele lor pre acest sfânt locul, pre carii îi prăznuim astăzi. о котором, великом имени, услышав мы еще будучи в миру, пошли и приняли ангельский образ по традициям установленным этими преподобными отцами, подвизающимися и освятившими делами своими это святое место, празднование которых мы совершаем ныне. (Обратим внимание, что имя Нямецкой обители имело силу нравственную, психологическую. Оно способно было привлечь новые вокации (призвания), оно способно было менять отношения к ценностным ориентирам, оно пробуждало и отрезвляло споткнувшихся и приунывших братий. Нямецкая Лавра, как мы уже неоднократно упоминали, стала образом, символом православной духовности в Молдове как Троице-Сергиева Лавра в России, как Киево-Печерская Лавра ранее в Киевской Руси, как Афонские обители на православном Востоке). Și dintru aceasta, adecă dintru a păzi cinstea sfintelor monastiri care ne-au născut pre noi duhovnicește, mustrându-ne de cuget, să ne îndemnăm spre lucrarea faptelor celor bune. И вытекая из этого, т.е. из соблюдения чести святых обителей, родивших нас духовно, упрекая себя в уме, понудим себя к творению добрых дел»[18]. Т.е. он призывает свое поведение сочетать с опытом предшественников. «Mustrându-ne de cuget» — «упрекая себя в уме» или укоряя себя, занимаясь самоанализом, идти по пути доброделания. Задача не из легких ни для кого, но если пренебречь ею, то может все плачевно закончиться.

В другом месте Андроник обращается к слушателям с таким призывом: «nici să zicem întru inimile noastre că eu în limanul acesta nu mă tem de nimenea, pentru că cine poate să-mi zică ceva, fiindcă sunt călugăr din Monastirea Neamțului, и не будем говорить в сердце своем: «в этой пристани я не боюсь ничего, кто сможет мне что-либо сказать? Я являюсь пострижеником Нямецкого монастыря». căci numai tunderea în chipul călugăresc din aceste sfinte monastiri și faptele preacurvești și tâlhărești nimic nu folosesc, Ибо только постриг в этих святых обителях не спасает, а развратные и разбойнические дела никак не помогают»[19].

 

Завет потомкам

Андроник в заключительной части своего произведения обращается как будто и к нам, ныне живущим: «că precum în raiul cel simțitoriu a fost lemnul vieții și lemnul cunoștinței, a binelui și a răului, așa și aici, în mijlocul acestui sobor, este și bine, și rău, și moarte, și viață Ибо как в раю чувственном было древо жизни и древо познания добра и зла, так и здесь, среди этого собора, присутствует добро и зло, смерть и жизнь, și precum acolo a fost șarpe de a înșelat pre strămoși, așa și aici este diavolul carele, precum zice Domnul, ca un leu umblă răcnind, căutând pre cine să înghiță (I Pt. 5:8) și în tot ceasul se silește să ne înșale cu desfătări trupești și să ne omoare sufletul. и как там был змий, прельстивший праотцев, так и здесь, есть дьявол, который «ходит, по слову Господню, как рыкающий лев, ища кого поглотить» (1 Петр 5:8), и на всякий час стремится соблазнить нас телесными удовольствиями и умертвить душу. (Такое образное напоминание о древнем змии часто встречается у многих церковных, особенно аскетических произведениях. Заканчивается это увещание, призывом к трудолюбию и подвижничеству.) Deci, să nu nădăjduim că fără de fapte monahicești ne vom mântui: Не будем надеяться, что без монашеских деяний (дел) сможем спастись: că nicidecum nu avem mărturie la aceasta, ибо нигде не находим такого свидетельства»[20].

Задаемся себе вопросом о каких таких «fapte monahicești» «деяниях монашеских» говорит здесь Андроник? Для Нямецких монахов они были ясны, для современных читателей и слушателей это не совсем понятно. Андроник здесь явно отводит нас к семи добродетелям, изложенным преподобным Петром Дамаскином.

  1. Исихия, спокойствие, тишина, уединение,
  2. Пост или воздержание в меру,
  3. Бодрствование по силе,
  4. Псалмопение и физическая, телесная молитва,
  5. Духовная молитва,
  6. Чтение святоотеческих творений и житий святых,
  7. Совет с опытными лицами в духовной жизни[21].

Этот краткий перечень и список добродетелей был знаком братиям Нямецким как таблица умножения. Преподобный Паисий Величковский, писал о творениях Петра Дамаскина: «Și, uitându-mă la acea carte, am văzut că era a Sf. Petru Damaschin, pe care văzând-o nu pot spune ce câtă bucurie sufletească m-am cuprins, căci mi s-a părut că m-am învrednicit să văd o comoară cerească pe pământ. Я заглянул в книгу и увидел, что это была книга святого Петра Дамаскина. Невыразимая радость охватила мою душу. Я почувствовал, что нашёл на земле небесное сокровище»[22]. Для нас это не совсем ясно и понятно, так как мы избалованны изобилием информации. И все равно наверное каждый может вспомнить с какой радостью приобретаешь или получаешь книгу которую долгое время искал. Особенно радость бывает когда эта книга является спасительной. Святоотеческие труды являют нам программу действий и дисциплины духовной без которой невозможно спастись, невозможно обрести благодать Святого Духа.

Таким образом краткие увещевания Анроника помогают нам осознать, что духовная брань не утихала и не прекращалась, как в его время, так и после него. Каждое поколения по новому, подходит к этому вопросу и решения должны приниматься в контексте реальных вещей и вызовов.

 

Заключение

 

В заключение нужно сказать, что наша сегодняшняя остановка и разбор нравственной составляющей современников Андроника не является случайной. Для нас было важно открыть и подчеркнуть один из главных мотивов литературного творчества архимандрита Поповича. Моральный образ монашествующих интересовал духовника Нямецкой Лавры всегда. Он критично относился к своим собратьям, не опуская даже самые тонкие штрихи в поведении. Однако, он не был только критиком и укорителем, не только надменным моралистом, но и опытным советчиком, внимательным пастырем, заботливым отцом духовным.

Ворова, как литературное произведение архимандрита Андроника, воспроизводит и очерчивает жизнь нямецкой общины, приближает историю. Читателю становится ясно, что вещи о которых Андроник писал в XIX веке не потеряли своей актуальности. Его труд приобретает новую перспективу и может быть полезными в современном контексте кризиса и паники.

Иеромонах Иосиф ПАВЛИНЧУК

[1] НАРМ Ф. 2119. Оп. 3. Д. 54. Л. 143.

[2] Там же. Д. 84. Л. 99 – 107.

[3] Там же. Л. 401 (обр) – 402.

[4] Там же. Л. 401.

[5] Там же. Л. 421-422.

[6] Там же. Оп.  3. Д. 30. Л. 2.

[7] Там же. Л. 3 (обр).

[8] Там же. Л. 8 (обр).

[9] Там же. Л. 8 (обр) – 11 (обр).

[10] Там же. Л. 33 (обр) — 34.

[11] Там же. Л. 36 – 36 (обр).

[12] https://www.eparhia-saratov.ru/Content/Books/27/14.html

[13] НАРМ Ф. 2119. Оп. 3. Д. 30. Л. 37 (обр).

[14] Там же. Л. 38 (обр).

[15] Там же. Л. 38 (обр).

[16] Там же. Л. 38 (обр) – 39.

[17] Там же. Л. 34 (обр).

[18] Там же. Л. 36.

[19] Там же. Л. 39.

[20] Там же. Л. 39.

[21] Святой Петр Дамаскин. Apostolia Nr& 154-155. Ian.-feb. 2021. P. 24-26.

[22] Sfântul Paisie de la Neamț. Cuvinte și Scrisori duhovnicești, Vol. 1. Ed. Doxologia, 2010. P. 53-54.

Comentarii

Related Post

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *